Вначале – выдержки из двух чрезвычайно важных документов. Итак, статья 29 Конституции Российской Федерации гласит:
«Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом».
«Законным способом» — это значит, и через средства массовой информации. Что ж, деятельности СМИ посвящен Закон о средствах массовой информации. Статья 38 этого закона, в частности, называется «Право на получение информации», и вот что в ней написано:
«Граждане имеют право на оперативное получение через средства массовой информации достоверных сведений о деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, организаций, общественных объединений, их должностных лиц».
Видите, как гладко всё расписано на бумаге? Особый оптимизм в цитируемом фрагменте внушает слово «оперативное». Впрочем, в приподнятом настроении читатель этого закона будет оставаться недолго – пока чуть ниже не наткнётся на оговорку, что информацию вышеперечисленные органы, оказывается, предоставляют по запросам редакций (читай – письменным запросам, поскольку именно эта форма общения наиболее любима российскими чиновниками). А кроме этого:
«Отказ в предоставлении запрашиваемой информации возможен, только если она содержит сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную охраняемую законом тайну. Отсрочка в предоставлении запрашиваемой информации допустима, если сведения не могут быть представлены в семидневный срок».
Уф! Да простит меня читатель за столь пространное цитирование. Но теперь, полагаю, любому из держащих в руках эту газету стало ясно: якобы гарантированное законом о СМИ право на оперативное получение информации – не более чем блеф, пустышка. Медленное продвижение письменного запроса по почте, недельное раскачивание чиновника, к которому в руки этот запрос попал, ползучий обратный путь конверта с ответом – на всё это ну никак не меньше двух недель уйдёт, а то и целый месяц. А ведь с ответом на запрос, как явствует из того же Закона о СМИ, чиновник всегда может протянуть неопределённое время – оправдавшись тем, что «сведения не могут быть представлены в семидневный срок». А то и вовсе отказать, сославшись на коммерческую или «иную охраняемую законом» тайну. Какая уж тут, к лешему, оперативность!
И что же остаётся делать журналисту, от которого читатель в первую очередь и ждёт оперативности? Выход один: попытаться полюбовно договориться с нужным ему начальником или чиновником о встрече – в надежде на то, что тот проявит понимание и без предписанных законом бюрократических проволочек поделится необходимой журналисту информацией. В Москве, судя по материалам центральных СМИ, журналисты такое понимание находят – и у министров, и у депутатов, и даже у президента страны. Тамошние высокопоставленные чиновники с прессой и телевидением стараются дружить, понимая, что такая дружба работает на их имидж – поэтому и общаются со СМИ часто и охотно.
Провинциальные молчуны
Но совсем иное дело – чиновники в провинции. Эти держат язык за зубами до последнего – руководствуясь, как видно, сталинским ещё лозунгом «Болтун – находка для шпиона». Ведь до смешного доходит их стремление сохранить в тайне любую, даже самую невинную информацию. Обращаюсь я, например, как-то в Пенсионный фонд. Поведайте мне, прошу, сколько в нашем городе насчитывается инвалидов? А в ответ: «Это информация конфиденциальная, поэтому разглашать её мы не вправе». А вот ещё хлеще: как-то интересуюсь у теперь уже прежнего начальника отдела социальной защиты населения, сколько новогодних подарков для детишек из малообеспеченных семей поступило из области. А тот в ответ: «Эти сведения – не для печати!». Вот тебе и на! Ну всё на свете, оказывается, в Бердске является тайной: и численность инвалидов, и количество подарков!
Однако чаще чиновники по-партизански безмолвствуют даже не из соображений какой-то подлинной или мнимой секретности, а из-за элементарного страха перед начальством: а вдруг оно излишнюю словоохотливость своего подчинённого не одобрит – да и вышвырнет его на улицу без выходного пособия. Не так давно, к примеру, понадобились мне сведения о том, сколько пенсионеров было оформлено через отдел социального обслуживания населения на проживание в пансионатах для престарелых. Обращаюсь к специалисту, курирующему как раз эту сферу. А та мне и отвечает: сведениями такими я, мол, располагаю – но без разрешения своей начальницы, Веры Владимировны Зозули, поделиться ими с вами не могу. А Зозулю, как назло, я два дня в её рабочем кабинете застать не мог: вся-то она в делах, вся в заботах. Потом-то мы с Верой Владимировной всё-таки встретились, конечно, и нужную мне информацию лично от неё я в два счёта получил. Хорошее у меня впечатление от той встречи осталось – но с небольшой горчинкой по поводу того, что очень уж боязливые специалисты, оказывается, под её началом работают.
А ведь отказ в предоставлении информации может быть обусловлен даже элементарной неприязнью отдельного чиновника к конкретной газете или ко всем СМИ без исключения. Да-да, бывает и такое – и даже очень часто! Недели две назад, к примеру, обратился я к директору Бердского пансионата ветеранов труда имени Калинина с просьбой о встрече: хочу, мол, написать о возглавляемом вами учреждении. И получил, представьте себе, отказ: такое, мол, порой о нас пишут, что я зарёкся связываться с местной прессой – и общаться вами буду только с санкции областного министерства.
Ну что тут скажешь? Если чиновник всячески уклоняется от встречи с журналистом, если отказывается предоставлять ему какую-либо информацию, то это наводит на подозрения, что чиновнику этому есть что скрывать. И не будет ничего удивительно, если своими подозрениями журналист поделится с самой широкой аудиторией. А в сознании впечатлительного читателя журналистские подозрения запросто трансформируются в неколебимую уверенность, что здесь и впрямь дело нечисто. Вот пусть не желающие общаться с прессой начальники и чиновники и призадумаются: а она им нужна – такая слава?