Америка привыкла вести «спортивные войны», что такое серьезный противник она просто не понимает
О прокси-войне США с Россией много говорится и многое было сказано.
Те из нас, кто живет на Западе, полагаются в первую очередь на новостные репортажи. Практически все новости, которые мы видим в СМИ, создаются одним из трех агентств — Associated Press, Reuters и реже AFP.
Все три компании принадлежат одним и тем же материнским компаниям, которые, в свою очередь, владеют основной частью западной корпоративной структуры, поэтому неудивительно, что сообщения, которые они распространяют в СМИ, сделаны по шаблону.
Это как нельзя более касается текущей прокси-войны между США и Россией на Украине. Новости, которые мы получаем, рисуют связную, но абсолютно ложную картину.
Несколько последних лет телезрителям внушали, что Путин некомпетентен, народ его ненавидит, российские военные дезорганизованы и готовы сдаться, а Украина ежедневно добивается прогресса в отражении российских атак и скоро победит.
Если верить американским СМИ, победа, казалось, была гарантирована. Понадобится только еще один транш, скажем, в двадцать миллиардов долларов.
Но, если мы выучили матчасть, то обнаруживаем, что Россия не терпит неудач, а стремительно наращивает свою мощь. Ее войска лучше вооружены, лучше оснащены, лучше обучены, лучше снабжаются, у них лучше командование и более продвинутые боеприпасы, чем у западных коллег.
Как же это возможно? Как получилось добиться таких результатов, когда на решение этой проблемы американские деньги уходят в масштабах, превышающих масштаб мировой войны?
Ответ на этот вопрос может быть и ответом на вопрос об исходе прокси-войны. Но сначала давайте сделаем шаг назад и сделаем краткий обзор истории военно-промышленного комплекса США.
После Второй мировой войны ВПК пожаловался правительству США на резкое сокращение производства (и, следовательно, доходов) из-за тревожного отсутствия военных действий.
Утверждалось, что, как новый военный лидер мира, Вашингтон должен продолжать войну, чтобы сохранить новообретенную гегемонию. Администрация согласилась, тем более что за сотрудничество лоббисты ВПК были вполне готовы отсчитать щедрую часть прибыли обеим политическим партиям.
Модель новых отношений создала Корейская война. После ее окончания ВПК и правительство США уже искали следующий конфликт, чтобы не прекращать производство. При этом концепция перманентной войны стала важнее любой объективной политической нужды в войне.
В конце концов, США научились вести войны на Ближнем Востоке — всегда открывать новый театр военных действий, прежде чем сворачивать текущий.
По ходу дела ВПК расширился и стал поставлять не только бомбы, винтовки, шлемы и т. д., но и зубные щетки, носки и пайки.
Как только они взяли на себя все продукты, связанные с армией, они начали снабжать саму армию — солдат по контракту. Снижение набора военнообязанных перестало быть проблемой, так как его можно было компенсировать, приняв больше контрактников.
(В качестве заметки на полях: читатель может вспомнить, что произошло с Древним Римом, когда он начал использовать наемную армию.)
Чтобы еще увеличить доходы, ВПК также начал привлекать отставных высокопоставленных военных в качестве «советников». Этих советников можно регулярно видеть в вечерних новостях. Всякий раз, когда отставного генерала спрашивают, что он думает о той или иной военной авантюре США, можно рассчитывать на уверения в том, что необходимы большие военные расходы.
Между тем, в 1993 году, Пентагон призвал 51-го существующего на тот момент оборонного подрядчика слиться в пять подрядчиков, по сути, устранив конкуренцию. Хотя цены ВПК и так были непомерными, в тот момент они взлетели до небес, поскольку пять компаний имели монополию.
Например, компания Raytheon, единственный поставщик ПЗРК «Стингер», взимала с правительства США 25 000 долларов за один комплекс — колоссальная на том момент цена. Но сегодня один такой ракетный комплекс стоит 400 000 (!) долларов.
Неудивительно, что при таких наценках на все товары, которые предоставляет ВПК, США тратят на оборону больше, чем десять стран вместе взятых. Таким образом, для США вести войну обходится во много раз дороже, чем их противнику.
Это приводит нас к принципу, который я сформулировал относительно войны: «В войне проигравшей, скорее всего, окажется та страна, которая первой разорится».
И здесь мы подходим к критическому расхождению в контексте прокси-войны с Россией.
США десятилетиями вели «спортивные войны» — мини-войны против малых стран, где американцы были уверены в победе, и все шло хорошо. Эти войны приносят немного: по сути, у них нет конечной цели, никакого фактического завоевания — только продолжение самой войны и поток доходов в ВПК.
Но что произойдет, когда США выступят против другой мировой державы — той, у которой есть поставщики вооружений, конкурирующие за заказы, предлагающие более современное вооружение и поставляющие его за небольшую плату; той, которая готова производить вооружение гораздо быстрее, чем ВПК США?
Американские пиарщики войны, такие как Виктория Нуланд и Джон Болтон, никогда не участвовали в мировой войне. Их опыт — это только спортивные войны, где Вашингтон правил бал. Если их послушать, они явно считают, что война с крупной державой просто будет масштабнее — более захватывающей.
Эти люди не понимают, что крупная держава не сводится к финансированию, как это было бы с небольшой страной. Более того, противник платит за материалы гораздо меньше, чем США.
На протяжении всей истории империи рушились из-за того, что война обходится дороже всего.
Кроме того, США, с практической точки зрения, сейчас разорены. Это страна с самым большим госдолгом в мире, и она может продолжать торговлю только до тех пор, пока остальной мир не перестанет соглашаться на усугубление долга США. Нефтедоллар достиг своего конца, статус резервной валюты тоже вскоре рухнет.
Учитывая все вышесказанное, каков вероятный результат войны с Россией? Любому западному человеку, который ответственно подходит к планированию своего личного будущего, следует учитывать то, как будет выглядеть мир, если Россия выйдет победителем.